Почти весь сегодняшний об­зор посвящен адвокатам Мособлколлегии. В прош­лую пятницу у них состоя­лось ежегодное общее соб­рание, на котором защитни­ки получили возможность высказаться о наболевшем. Кроме того, адвокаты кол­легии завершили два инте­ресных дела. Гражданская тяжба с банком, требовав­шим передачи ему залога, казалась совершенно безна­дежной для ответчика, од­нако адвокат доказал, что сам договор залога недей­ствителен, кредитный дого­вор является кабальным, и при этом банк сам препят­ствовал возвращению ему ссуды. Второе дело — о мо­шенничестве, в котором об­винялся коммерсант, став­ший, по мнению защитника, жертвой ссоры чиновников. Коммерсанта оправдали. А еще одно дело завершилось передачей храма православ­ной общине.

Адвокаты жаловались, что их часто обижают

Обязательное участие в ежегодном собрании — тра­диция для 1300 адвокатов Мособлколлегии (МОКА). На этот раз они собрались 5 апреля в Центральном доме архитектора в Москве. При­сутствовало 2/3 всего соста­ва коллегии.

Наиболее важные из об­суждавшихся проблем — за­щита интересов малоиму­щих клиентов и непростые отношения с «параллельны­ми» коллегиями. Остальные вопросы сводились к нес­праведливым, по мнению адвокатов, поборам со сто­роны коммунальных служб и к неуважительному отно­шению к защитникам в су­дах и со стороны сотрудни­ков МВД.

Вопрос о защите прав ма­лоимущих клиентов оказал­ся в центре доклада предсе­дателя МОКА Алексея Галоганова, который и открыл собрание. Г-н Галоганов предложил покончить с по­рочной практикой, когда опытные защитники и адво­каты, специализируются на обслуживании коммерчес­ких структур, постоянно за­няты в «больших» делах, а молодые и неопытные в со­ответствии со ст. 49 УПК назначаются вести дела «простых» клиентов. Это несправедливо по отноше­нию и к клиентам, и к мо­лодым адвокатам.

Галоганов предложил вы­ход: все адвокаты коллегии должны вести уголовные дела в порядке ст. 49 УПК по заранее согласованной очереди. Кстати, отметил докладчик, подобная прак­тика — лишь возвращение к традициям российской адвокатуры, когда и вели­кие, и неизвестные адвока­ты в обязательном порядке принимали участие в защи­те малоимущих. К чести МОКА, за это предложение проголосовали все. Было предложено добиваться повсеместной оплаты рабо­ты адвокатов, ведущих дела в соответствии с этой статьей. В законе говорит­ся, что платить должно го­сударство, но не уточняет­ся, кто конкретно, в ре­зультате основную часть та­ких расходов вынуждены нести коллегии.

Итак, появилась надежда, что с этого месяца в судах можно будет встретить мас­титых адвокатов, защищаю­щих рядовых граждан. К тем адвокатам, которые не подчинятся решению колле­гии, решено применять строгие меры вплоть до ис­ключения из МОКА.

Продолжилось и обсужде­ние давно наболевшей темы о сосуществовании «тради­ционных» коллегий (МО­КА, МГКА, МРКА) с мно­гочисленными «параллель­ными», которые подчас ве­дут себя не совсем коррек­тно. Они не только откры­вают свои отделения на тер­риториях, исконно принад­лежащих традиционным коллегиям, без уведомления последних, но, как отмеча­ли выступавшие, принима­ют в адвокаты юристов, не прошедших квалификаци­онный экзамен. Как прави­ло, это бывшие следовате­ли, прокуроры и судьи, об­служивающие клиентов там же, где работали прежде. Дело доходит до смешного: один судья, например, став адвокатом, добился отмены собственного решения по делу. Многие из таких за­щитников, по мнению док­ладчиков, сильны не столь­ко своим профессионализ­мом, сколько связями с бывшими коллегами.

По мнению собравшихся, в традиционные коллегии бывшие сотрудники право­охранительных органов не идут по двум причинам. Во-первых, в параллельных коллегиях не ведут дела по назначению, да и расценки там намного выше, чем в традиционных. А во-вторых, при поступлении в последние надо сдавать ква­лификационный экзамен, который многие из них просто не в состоянии оси­лить. Так, г-н Галоганов привел пример из опыта квалификационной колле­гии МОКА. Один абитури­ент в ответ на просьбу перечислить хотя бы трех известных адвокатов прошлого назвал следующие фамилии: Плева (по-видимому, имелся в виду Плевако), Кони, который никогда не был адвокатом, и Гасана Мирзоева, ныне здравствующего председателя коллегии Мосюрцентр (кстати, «параллельной»). Абитуриенту, естественно, отказали в приеме в МОКА, но, говорят, он был принят в какую-то другую коллегию.

Говорилось и о царящей в адвокатуре неразберихе во взаимоотношениях между коллегиями. Например, есть Нижегородское отделение Мурманского филиала Санкт-Петербургской коллегии. Нелегко разобраться в столь причудливой системе подчинения. Но такая путаница возникает из-за того, что до сих пор не принят закон об адвокатуре, который регламентировал бы эти отношения.

Не последнее место среди обсуждавшихся вопросов занимали финансовые проблемы МОКА. Адвокаты сетовали на то, что хотя им и даны льготы при аренде помещений, однако за телефон им приходится платить как коммерческим структурам, что очень обременительно. Выступавшие приводили удачный, на их взгляд, опыт Татарстана: там адвокатские коллегии вообще освободили от оплаты аренды помещения и некоторых коммунальных услуг.

Адвокат Владимир Кузнецов посетовал на трудности при свиданиях защитников со своими подопечными в СИЗО. На это, кстати, жалуются все адвокаты, которым с раннего утра приходится выстаивать многочасовые очереди в изоляторы. У следователей, правда, те же проблемы, но у них все-таки есть «персональные» кабинеты для допроса подследственных, а у адвокатов их нет. Обижаются адвокаты и на суды. Кузнецов, к примеру, отметил большие очереди при рассмотрении дел в кассационных инстанциях в Мосгорсуде и Мособлсуде. В Мосгорсуде, например, нет даже специальной комнаты для ознакомления с делом. Нет и самых элементарных удобств: судьи и секретари, например, завели привычку запирать туалеты на замок, хотя, жаловались адвокаты, прокуроров туда пускают — явная дискриминация.

Наконец, на собрании были приняты еще две резолюции: о противодействии образованию параллельных коллегий на территории области и о проверке хозяйственно-финансовой деятельности консультаций МОКА на местах. На этом официальная часть собрания закончилась и началась неофициальная — банкет в ресторане «Ориент».

Организатором банкета был заведующий спецюрконсультацией МОКА «Е. Г. Тарло и партнеры» Евгений Тарло. Занимаясь приятными хлопотами, г-н Тарло, однако, не забывал и о своих профессиональных обязанностях.

«Безнадежное дело»
Позавчера Евгений Тарло («Е. Г. Тарло и партнеры», МОКА) закончил в первой инстанции гражданское дело, от которого ранее уже отказались несколько адво­катов ввиду его явной, казалось бы, бесперспективности. Однако г-н Тарло нашел в нем несколько незаметных, на первый взгляд, зацепок, которые позволили ему выстроить интересную концепцию защиты. Эффект превзошел все ожидания.

Дело было в Одинцовском районе Московской области. Председателю совета одного московского банка, кредитующего строительство, приглянулся дом, который на соседнем с ним участке строила Наталья Г. Банкир узнал о ее финансовых затруднениях: она собиралась переехать в этот дом, оставив московскую квартиру сыну, но на завершение отделочных работ и монтаж отопительной системы ей не хватало 200 млн. рублей. Зимой же без отопления мог промерзнуть фундамент, и судьба дома оказалась бы под вопросом. Банкир, которому женщина сама неоднократно помогала, проявил участие, предложив ей взять ссуду в его банке.

В июле 1994 года женщина заключила с банком годовой договор кредита на 200 млн при ставке 180% и 1,3% за каждый день просрочки. По договору за пер-вый просроченный день пеня получалась 8 млн рублей, а потом сумма увеличивалась в геометрической прогрессии, так как неустойка начислялась на сумму договора и на проценты по ней (в том числе и на процент неустойки). Столь жесткие условия кредита вызвали у Натальи Г. опасения, но сосед-банкир успокоил ее, сказав, что это только формальность, и в случае задержки неустойку с нее брать не будут. Заключили и договор залога (ипотеки) под который отдавался дом с участком, оцененный банком всего в 200 млн. Это якобы для того, чтобы меньше платить нотариусу.

Дом был достроен, и женщина уже успела в него переселиться и прописаться. Но к моменту возврата кредита нужной суммы (560 млн) у нее по раду причин не оказалось. Решив, что сосед, как и обещал, пойдет ей навстречу, Наталья Г. намеревалась отдать 315 млн и продлить срок договора. Однако в банке ей заявили, что надо вернуть все сразу или отдать дом и доплатить разницу. Банкира же она больше не видела, так как и в банке, и в Одинцове охрана ее к нему не допускала. Денег собрать так и не удалось, поскольку долг возрастал быстрее, чем ей удавалось занять у знакомых.

В сентябре 1995 года банк подал иск в Савеловский суд Москвы, требуя отдать ему заложен дом. К этому времени Натальи Г. банку составил уже 1,3 млрд. Адвокаты отказывались браться с «безнадежное» дело, поскольку, по их мнению, с юридической точки зрения банк был прав. В декабре, когда дело находилось в Одинцовском городском суде, она обратилась к гению Тарло. К этому моменту в суд от банка попал еще и иск о выселении должника из дома, и заявление о наложении ареста на все имущество отвечицы, в том числе и на квартиру сына.

Слушания начались в феврале. Долг ответчицы составлял уже 3,5 млрд. Но адвокат Тарло заявил в встречный иск о признании договора залога недействительным, чем немало удивил банкиров. Оказывается, последние забыли регистрировать его в поземельной книге земельного комитета Одинцовского района, чем нарушили соответствующее требование п. 2 ст. 43 Закона о залоге (16.01.92). Договор же, согласно ст. 11 того же закона, считается заключенным с момента его регистрации, а раз этого не произошло, то, по ст. 12, он недействителен. На необходимость правильного оформления залога указывается и в инструктивном письме Центробанка от 25 мая 1994 года.

Поняв, что здесь они сплоховали, представители банка пытались доказать, что жилой дом может быть предметом залога без земельного участка. Но Тарло разбил эти доводы, сославшись на ст. 42 Закона о залоге, по которой ипотека недвижимости продается только вместе с землей. Об этом же говорят и п. 3 ст. 340 нового Гражданского кодекса (ГК), и Указ президента «О дополнительных мерах по развитию ипотечного кредитования» (28.02.96). Ссылки же бан­киров на то, что они полу­чили право ограниченного пользования участком (сервитут), разбились о ст. 274 ГК, гласящую, что сервитут распространяется на часть чужой, не соб­ственной земли, поэтому ни о каком сервитуте речь в данном случае идти не может.

Требование банка о выселении должника из дома, по мнению адвоката, тоже оказалось несостоятельным, поскольку истцы еще не доказали, что дом перешел в их собственность. Значит, его клиентка, согласно статье 2 ГК (собственность на жилое помещение), вправе в нем проживать. Но даже если заложенный дом перейдет к банку, то, согласно упомянутому президентскому Указу, проживающих в нем лиц выселять нельзя. И вообще, утверждал Тарло, сам договор кредита был заключен на откровенно ка­бальных условиях, которые навязал банк, воспользовав­шись безвыходной ситуаци­ей Натальи Г. Эта сделка, согласно ст. 179 ГК, вполне может быть признана не­ действительной. В случае необходимости его доверительница подаст соответствующий иск. Но это не все. Банк, утверждал адвокат, сам не выполнил взятых обязательств по выдаче ссуды. Во-первых, из кредитных денег он удержал все расходы, связанные с оформлением кредита (больше 10 млн рублей). Во-вторых, процент стали начислять еще до того, как его ответчица получила всю сумму (ее выдавали частями). А в-третьих, треть сум-мы была выдана сыну Натальи Г., который вообще стороной по договору не является.

Тарло также доказывал, что часть вины за невозврат кредита лежит на самом банке, который умышленно содействовал увеличению задолженности и не принял разумных мер к ее уменьшению. Значит, согласно ст. 404 ГК («Вина кредитора»), ответственность должника уменьшается. Наталья Г. ведь предлагала отдать деньги частями, прося лишь не взимать кабальную неустойку. Но банк требовал все сразу, и при этом совершенно нереальная пеня создала абсолютно неразрешимую ситуацию. Все это очень похоже на «включение счетчика», поскольку никакими экономическими соображениями данное поведение нельзя объяснить. При этом неустойка совершенно не соответствует последствиям нарушенных должником обязательств, и суд, согласно ст. 333 ГК («Уменьшение неустойки»), вправе ее уменьшить. Кстати, кредитный договор предусматривал возможность изменения и процентной ставки, но банк, несмотря на то, что в среднем по стране она составляет сейчас не более 110%, толковал этот пункт только в сторону увеличения. Отказывался банк и от мирового соглашения, по которому Наталья Г. обязалась возвратить все деньги, но без неустойки. В ответ она слышала лишь требования о передаче дома в счет 200 млн, после чего «видно будет».

Адвокат и его клиентка придумали ход: Наталья Г. перевела деньги на депо­зитный счет суда (основной долг и процентная ставка), тем самым подтвердив свою готовность вернуть долг. Это сам банк поста­вил заведомо невыполнимые условия , а должник свои обязательства перед ним по выплате основного долга выполнил. Осталось внести только часть по процентной ставке.
Суд признал все доводы Тарло весьма убедительными и решил: договор залога признать недействительным, банку в иске о выселении отказать, а иск о взыскании ссуды удовлет­ворить частично. Неустой­ка была максимально сни­жена до 20 млн рублей, и в итоге Наталья Г. должна вернуть 600 млн (основной долг и процентная ставка), а не 3,5 млрд, как хотели банкиры.

Злой рок коммерсанта
Есть такая поговорка: «Когда паны дерутся, у хо­лопов чубы трещат». Впол­не вероятно, что в положе­нии такого «холопа» ока­зался Владимир Ершов, коммерсант из города Шарья Костромской области. Ходят слухи, что таз разругались главы администраций.Потом один из них попал под суд, а от Ершова, по его словам, требовали показаний против чиновника. В итоге самого предпринимателя обвинили в мошенничестве, но заведующий спецюрконсультацией «Е.Г. Тарло и партнеры» (МОКА) Евгений Тарло, доказал ложность обвинений. Суд оправдал коммерсанта за отсутствием в его действиях состава преступления, но его злоключения на этом не закончились.

Как потом заявил Ершов в суде, с него требовали показаний против Чистяко­ва. Он их и дал, сказав, что подарил мэру в качестве взятки спальный гарнитур, изготовленный его фирмой. Вину Чистякова в получе­нии взятки следствие по делу мэра сочло доказан­ной, а следствие по делу Ершова не сомневалось в том, что последний — мо­шенник. Летом 1995 года дела обоих отправили в су­ды: первого — в Костром­ской областной, второго — в Шарьинский городской. Одновременно Ершов еще был свидетелем на первом процессе.

К защите коммерсанта уже в суде приступил Евге­ний Тарло. Он сразу нап­равил председателю Шарь- инского суда ходатайство об отправлении дела на доследование. Во-первых, утверждал адвокат, дело это арбитражное: следова­тель не отделил физичес­ких лиц от юридических. Кредиты на самом деле брала фирма у банков, а не ее гендиректор у руководи­телей банка. Это зафикси­ровано и в договорах. Заяв­ления же на Ершова посту­пили именно от банкиров как физических лиц. При­чем два других соучредите­ля и директора «ЕСС» по­чему-то вообще не упоми­нались. Во-вторых, в деле много протоколов, не под­писанных следователем и понятыми. Кроме того, об­виняемый не был ознаком­лен со всеми материалами дела, и при этом еще его содержали в заключении на две недели больше, чем было указано в санкции прокурора (потом Ершов ходил до суда под подпис­кой о невыезде).

Председатель признал нарушения УПК и «недо­пустимую небрежность» следователя, однако хода­тайство отклонил. Тем не менее Тарло сумел доказать в суде, что Ершов мошен­ничества не совершал. Он обратил внимание на мате­риалы дела, в которых сама следователь признавала, рьи в Москву. Как рассказали его друзья г-ну Tapло очень вовремя, потому что районный прокурор не оставлял надежды упечь его за решетку.

Алексей Герасимов, Максим Степенин

«Коммерсатъ-DAILY» №63, 13.04.1996